Медицинские работники о своем труде
“Мы работаем ночи напролет – мы делаем все, что можем; мы отдаем все, что имеем. Сомнение – наша страсть, а наша страсть – наше дело.”
— Генри Джеймс, “Зрелые годы”
В этом номере мы публикуем несколько интервью с теми, кто работают ночи напролет. Это они делают все, что могут и отдают все, что имеют. И многие из них, как это ни странно, горячо любят свое дело.
Ночная работа имеет свой распорядок, даже если это касается такого дела, как спасение жизни людей. В основном, это рутинные заботы — борьба со сном и поддержание нормального функционирования службы. Но вдруг раздается нервный зов о немедленной помощи, и врач, медсестра, санитар и сиделка, испытав “адреналиновый скачок”, как бы переносятся в другое измерение, где время течет гораздо стремительнее и где одно неверное слово, запоздалое решение или ошибочное действие могут обернуться трагедией.
Врач отделения неотложной помощи
Ли Ин-лян
Вечерняя смена только начинается в отделении неотложной помощи Мемориальной больницы Макэй, и доктор Ли Ин-лян деловито переходит от одного больного к другому. Доктору Ли 32 года, но из-за своего мальчишечьего лица и худощавой фигуры он выглядит моложе. Под белым халатом у него виднеется пестрый галстук с изображениями Мики-мауса; веселый персонаж комиксов словно говорит о том, что его специальность – педиатрия. Другое тому подтверждение – его исключительное спокойствие и мягкие манеры.
В очках и марлевой повязке, доктор Ли тщательно осматривает нескольких маленьких пациентов, одновременно внимательно выслушивая их родителей. Кажется, что ничто – ни крик, ни плач детей вокруг не способны отвлечь его от сосредоточенной работы. Подобно Санта-Клаусу, улыбающемуся с плаката на стене в детском отделении неотложной помощи, доктор Ли чрезвычайно добродушен и дружелюбен. Он утешает своих маленьких пациентов и отвлекает их от неприятных ощущений игрушками.
С самого детства я хотел стать врачом. И я был очень серьезен в своих намерениях. Почему? Прежде всего, потому, как мне кажется, что мне очень нравились белые халаты, придающие врачам очень благородный вид. Но позже я узнал, что и повара, и служители похоронно-ритуальных заведений тоже носят белые халаты! В медицинском колледже я выбрал своей специальностью педиатрию, потому что дети – самые беззащитные. Я всегда вижу, что их глаза смотрят на меня с надеждой. Некоторым кажется, что с детьми трудно найти общий язык, но я так не думаю. Я считаю, что они все страшно милые и очень забавные – работа с ними совершенно не похожа, скажем, на работу в отделении общей хирургии или гериатрии. Я достиг своей цели – стал врачом – и счастлив, что все мои планы осуществились. Эта профессия отвечает всем моим устремлениям.
Я работаю в должности ординатора педиатрического отделения вот уже более четырех лет. Обычно я работаю по семь-восемь часов в день, и такой объем работы меня устраивает, но таким врачам, как я, приходится также посменно работать в отделении неотложной помощи. Здесь три смены: с 7:30 утра до 3:30 дня, с 3:30 до 10:30 вечера и с 10:30 до 7:30 утра. Кроме того, приходится выходить на ночные дежурства по всей больнице.
Вообще-то, в ночной работе нет ничего страшного. Единственная проблема в том, что в это время во всей больнице есть лишь один дежурный врач в отличие от дневного времени, когда ведущие врачи посещают отделение неотложной помощи и могут дать необходимые консультации. Иногда, когда я работаю в отделении неотложной помощи ночью, мне не с кем проконсультироваться в случае, если я затрудняюсь с постановкой диагноза при каком-либо необычном заболевании. Поскольку я один отвечаю за все, что происходит во время моей смены, мне порой бывает очень тревожно. Но в то же время это – хорошая школа, так как врач учится контролировать ситуацию самостоятельно. А это – качество, совершенно необходимое настоящему врачу. Чтобы достаточно успешно справляться с подобного рода проблемами, мне приходится постоянно работать над повышением своей квалификации. И это, как мне кажется, – одно из достоинств ночной работы.
Сегодня ночная смена пока довольно спокойная. [Он берет со стола бутылку минеральной воды и делает глоток.] Как видите, у меня даже есть время выпить воды. Обычно же, как только начинается работа, она идет непрерывно. У нас практически не бывает возможности поесть или попить, а иногда даже сходить в уборную – и то некогда, приходится ждать конца смены. Нынешняя волна гриппа типа А доставляет нам особенно много хлопот. Множество взрослых заражаются им, не говоря уже о детях.
Сейчас у нас в приемной палате только шестеро больных, а несколько дней назад их было около двадцати. Обычно у меня нет времени рассказывать о своей работе, как я это делаю в данный момент. Но сейчас всего 9:30 вечера, и в любую минуту мы можем оказаться загруженными вновь прибывшими больными. Как правило чем позднее, тем больше пациентов, потому что большинство городских амбулаторий и частных клиник к этому времени уже закрывается. После десяти вечера только большие больницы, как наша, предоставляют неотложную медицинскую помощь. Именно поэтому на наши услуги такой большой спрос.
Обычно часы пик приходятся на время от двенадцати до двух ночи. Нередко отделение неотложной помощи бывает заполнено множеством больных и их близких. Это нужно самому увидеть, чтобы представить себе, что это такое. [Во время всего разговора доктор Ли, не теряя ни минуты, заполняет различные медицинские формы.] Должен сказать, что рабочие условия здесь весьма далеки от идеальных – помещение полно вирусов. Начав работать в больнице, я стал чаще простужаться. Это как игра в бинго – результат всегда один и тот же. Посмотрите на мое лицо – даже в моем возрасте у меня есть угри. А что мне делать, когда я простужаюсь? Мне приходится работать, как обычно. Порой у меня температура выше, чем у моих пациентов.
Каждый раз, когда я возвращаюсь домой, я чувствую себя совершенно обессилевшим. У меня хватает сил только на то, чтобы принять душ, немного поесть и рухнуть в постель. Когда у меня выдается свободное время, я люблю повозиться с компьютером или съездить в горы. Раньше я регулярно плавал, но сейчас у меня для этого просто нет времени. Каждый месяц у меня бывает семь-восемь выходных, но обычно я провожу их в постели, отсыпаясь, вместо того, чтобы сходить или съездить куда-нибудь. К тому же в субботние и воскресные дни в трех случаях из четырех мне приходится выходить на ночное дежурство.
У большинства наших врачей очень бледные лица – это потому что мы очень редко бываем вне помещения. В остальном же, я на здоровье не жалуюсь. Единственное – мне следует следить за своим весом. Пожалуй, преимущество ночной работы заключается в том, что я могу есть поздно вечером, не чувствуя себя при этом виноватым. Есть и еще одно – после ночной смены я могу вернуться домой и как следует выспаться, не ожидая звонка будильника. Когда я затем просыпаюсь днем, я могу почитать или сравнительно легко получить доступ к Интернету. Если бы я всегда возвращался домой по вечерам, я, наверно, ограничивался бы просмотром телевизионных программ и постепенно превратился бы в некое подобие диванного тюфяка.
Однако, мне все же не хотелось бы продолжать ночные дежурства слишком долго, потому что я боюсь оказаться в отрыве от общества, друзей и семьи. Для меня это – лишь переходный период. Как только я стану ведущим врачом, мне уже не надо будет работать по ночам.
Наиболее частые жалобы, с которыми мы сталкиваемся в отделении неотложной помощи, – это, фактически, не более, чем обыкновенные простуды. Медицинское просвещение населения на Тайване далеко не идеально, поэтому люди слишком часто обращаются за помощью к врачам, и это особенно относится к педиатрии. Родители сразу же несутся в неотложку, едва заметив у ребенка признаки простуды. Этого делать не следует – это приводит к перегруженности медицинских учреждений и неоправданному растрачиванию их ресурсов. Кроме того, обычно детям на выздоровление от простуды требуется от трех до пяти дней, однако, когда родители видят, что их ребенок еще не поправился полностью за этот срок, они обращаются за помощью в другую больницу. Они действуют так, как если бы выбирали товар на рынке. Это абсолютно неправильно, и притом это не приносит пользы заболевшим детям. Люди склонны не доверять профессионализму молодых врачей. Например, некоторые родители настаивают на том, чтобы их детям непременно делали внутривенные вливания. Если я говорю, что в этом нет необходимости, они раздражаются, и это меня очень удручает.
Отчасти эту проблему можно объяснить недостаточностью нашего общения с пациентами. Обычно у нас просто нет времени все им детально растолковывать, и это вызывает у них скептическое отношение к назначенному лечению. Мне также приходится отвечать на множество телефонных звонков от больных, рассказывающих о своих болезнях и спрашивающих совета. Иногда они задают вопросы о вещах, которые на самом деле должны быть известны каждому. Было бы очень полезно, если бы больницы организовали круглосуточную телефонную службу, укомплектованную профессионалами, которые отвечали бы на вопросы больных. Это намного уменьшило бы нашу нагрузку.
Люблю ли я свою профессию? Она дает мне неплохой заработок и возможность служить людям. Но, помимо предоставления экстренной помощи, мне хотелось бы иметь побольше времени на то, чтобы объяснять людям, какие меры профилактики они должны принимать с тем, чтобы избежать повторения болезней и, что еще важнее, помочь формированию у них более правильных представлений о здоровье и гигиене. Пока же у меня слишком много работы, и делать это мне удается не очень часто.
Наверно, я – прирожденный оптимист. Когда я на работе, я всегда чувствую себя очень хорошо. Это очень важно – избрать профессию, которая отвечала бы вашим интересам, потому что тогда гораздо легче переносить любые тяготы, с которыми вы можете столкнуться в работе. Это также стимулирует стремление к знаниям. Если я допускаю ошибку по недостатку опыта, это меня очень огорчает. Однако меня утешает сознание того, что, чем дольше я буду врачом, тем богаче будут мои опыт и знания.
Один из самых главных результатов моей работы здесь – это то, что я познакомился с одной необыкновенной медсестрой. При первой же встрече я сразу понял, что она – именно та, которую я так долго искал, и начал активно за ней ухаживать. Мы познакомились в феврале 1996 года и собираемся вскоре пожениться. Это –s самая большая награда мне за работу в этой больнице! Мне посчастливилось найти здесь человека, которого я буду любить всю жизнь. Так что у меня есть стабильная, интересная работа и планы создания семьи – чего же еще мне желать?
Интервью: Келли Хэ
Перевод: И. Зайцев
Фото: Чжан Су-цин
Медицинская сестра
Ляо Мэй-лань
По окончании тайбэйского среднего профессионального училища по специальности “уход за больными” Ляо Мэй-лань, которой в то время было 18 лет, работала в небольшой клинике и одновременно посещала занятия на курсах по подготовке к поступлению в 2-годичный медицинский колледж, где готовят медсестер. Сейчас ей уже 28, и она работает медицинской сестрой в Мемориальной больнице Макэй в Тайбэе уже шесть лет. Нам удалось побеседовать с ней около 9:30 вечера после того, как она раздала лекарства восьми больным своего отделения. На шее у нее был стетоскоп, а на белоснежном халате – значок с изображением сердца и надписью по-английски “Улыбающийся ангел”. Во время дежурства она обычно исполняет обязанности старшей медсестры. Она не замужем и живет с родителями.
С начала меня эта профессия не особенно интересовала, но я все же выбрала этот путь и постепенно привыкаю к нему. Это – стабильная работа, дающая к тому же неплохой для женщины заработок. Я получаю около 40000 н.т. долл. [1250 долл. США] в месяц, и даже совсем неопытные медсестры, пришедшие к нам на работу сразу после окончания училища, получают в среднем около 35000 н.т. долл. [1100 долл. США] в месяц. [Указанные зарплаты включают в себя надбавку за ночные дежурства]. Моя семья также чувствует себя более уверенно, зная, что я – медсестра. Я всегда могу дать им совет относительно ухода за здоровьем или питания; если же они заболеют и обратятся за помощью в нашу больницу, то им будет оказано особое внимание. И, конечно, если я заболею сама, я тоже смогу получить лучшее лечение.
Я работаю в Мемориальной больнице Макэй, потому что она расположена сравнительно недалеко от моего дома в уезде Тайбэй. Мои родители гордятся тем, что я работаю в столь известной больнице, и, хотя работать в большой больнице гораздо труднее, я думаю, что работа в небольшой клинике менее перспективна.
Когда я только пришла сюда на работу, мне приходилось выходить на девять-десять ночных [с 10:30 вечера до 7:30 утра] дежурств в месяц. Такой объем работы меня чрезвычайно утомлял, но у меня хватало сил на то, чтобы после ночной смены позавтракать и посмотреть какой-нибудь фильм со своими коллегами. Теперь же, несмотря на то, что мне приходится дежурить ночью гораздо реже – четыре-пять раз в месяц, я чувствую себя после них более утомленной. Наверно, потому что постарела [смеется]. Сейчас после ночного дежурства я обычно иду сразу домой. Я принимаю душ и просматриваю газеты перед поздним завтраком и потом, примерно в 10:30, ложусь спать. Я пропускаю ранний завтрак, так как предпочитаю один прием пищи двум – меньше хлопот. Единственное, чего мне хочется – это хорошенько выспаться.
Я знаю, что не спать всю ночь очень вредно для здоровья. Некоторые считают, что в этом нет большой проблемы, если только как следует выспаться. Но я думаю, что ночная работа на самом деле очень истощает организм. Поэтому, хотя я и получаю дополнительную плату за ночные дежурства, но я редко сама вызываюсь дежурить.
Из трех смен именно дневная – с 3:30 дня до 10:30 вечера – самая напряженная, потому что с 2:00 до 6:00 часов дня больные, перенесшие операции, переводятся обратно в свои палаты. В эти часы непосредственно после операции они нуждаются в особо пристальном внимании. Нередко нам приходится регулировать катетеры и другие послеоперационные приспособления. Мы также стараемся помочь больным поскорее освоиться с послеоперационным режимом. Так много нужно сделать в это время, но только три медсестры работают в эту смену [в отделении 22 одноместных и 1 двухместная палата].
Во время ночной смены во всем отделении работают только две медсестры. Обычно старшая медсестра дежурит в паре с младшей. Хотя медперсонала в ночную смену меньше, она не такая напряженная, потому что большинство пациентов спит. В начале смены я прежде всего проверяю состояние больных, а также наличие необходимых медикаментов. Нам нужно ознакомиться с результатами всех анализов и исследований, сделанных пациентам за день, и записями об их состоянии, оставленными предыдущей сменой. Мы должны также зафиксировать, какие медикаменты, инъекции и прочие лечебные средства были применены к пациентам для того, чтобы больница могла включить все это в их счета.
Я начинаю обход своих больных около полуночи и затем подхожу к ним примерно через каждые полтора часа. Разумеется, если кто-то из больных находится в тяжелом состоянии, я подхожу к ним чаще. Если же состояние больного более-менее стабильно – например, у роженицы после нормальных родов, то я подхожу всего один-два раза за ночь.
После первого обхода я просматриваю истории болезни пациентов более детально. Одно из преимуществ ночной смены заключается в том, что у меня есть время узнать побольше о каждом больном и обогатить свои профессиональные знания, читая записи, сделанные врачами. Меня не клонит в сон, потому что у меня всегда есть, что делать помимо выполнения обычных просьб помочь им. В большинстве случаев жалобы не очень серьезные – это головная боль или проблемы с капельницей. Иногда, если больной довольно грузный, мне приходится помогать родственнику или сиделке проводить его до уборной.
Иногда бывают в самом деле экстренные случаи. У больного может остановиться дыхание, а это уже дело не шуточное. Раньше, когда у меня было меньше опыта, я в таких ситуациях страшно волновалась. Что мне было делать, если у больного было сильное кровотечение? В то время я даже не знала, как найти дежурного врача. Сейчас я в подобной ситуации чувствую себя гораздо спокойнее и способна, действуя планомерно, справиться с ней.
Большинство экстренных случаев – это сердечные приступы либо внезапное ухудшение состояния у больных раком. В таких ситуациях для спасения жизни больного нам часто приходится прибегать к таким реанимационным средствам, как искусственное дыхание и непрямой массаж сердца. Иногда случается, что больные более пожилого возраста, принимавшие снотворное, падают, идя в уборную. Это также считается экстренным случаем, потому что может привести к травме, в том числе к внутреннему кровотечению.
В последнее время наблюдается такая тенденция: родственники больных просят врачей не применять чрезвычайных методов реанимации, когда ясно, что больной обречен. Думаю, им трудно наблюдать своих близких, уходящих из жизни в мучительной агонии. К тому же некоторые методы реанимации продлевают жизнь больного лишь на ограниченное время. Родственники могут подписать документ, дающий врачу право не принимать экстренных мер в критических ситуациях. Разумеется, в случае, если такого документа нет, мы обязаны бороться за жизнь больного до последнего, в противном случае нам может быть предъявлен судебный иск.
Я могу передохнуть только после окончания смены. До тех пор, пока я не сниму шапочку медицинской сестры, я ощущаю на себе все бремя ответственности. Но в то же время эта шапочка дает мне и ощущение безопасности. Я знаю, что некоторые медсестры не любят носить ее, так как ее зажим портит волосы. Однако для меня, как и для многих других, она – своего рода талисман. В каждой палате когда-нибудь кто-то умирает. Но я верю, что шапочка медицинской сестры может уберечь меня и моих подопечных. Пока я ее ношу, у меня будет, как мне кажется, больше спокойных ночей, свободных от чрезвычайных происшествий.
Я не собираюсь менять свою профессию. Я планирую сдать экзамен и продолжить свое образование по специальности “уход за больными” уже на университетском уровне. Некоторые из моих коллег увольняются и меняют профессию потому, что им кажется, что это просто рутинная работа. А некоторые из них не могут смириться со своей подчиненной ролью по отношению к врачам, – они говорят, что медсестры – это не более, чем “прислуга” более высокого ранга. Но меня устраивает то, чем я занимаюсь. Возможно, я просто не так амбициозна.
Я не чураюсь работы, которая большинству людей представляется ужасной и отвратительной. Когда мне приходится переодевать только что умершего и обмывать его тело, я ощущаю лишь самый незначительный дискомфорт. Но когда однажды я обмолвилась об этом в разговоре со своими друзьями, они буквально в лице переменились. Иногда, если умирающий больной хочет провести последние минуты своей жизни дома в кругу близких, я сопровождаю его к ним в машине скорой помощи. Мне за это дополнительно платят.
Что я чувствую, повидав так много смертей? Раньше смерть меня очень печалила, но теперь этого больше нет. Смерть человека – это просто конец его жизни. Чего же иного мы можем ждать? По мне трудно определить, пессимистка я или нет. Пожалуй, да. Однако в присутствии больных я этого не выказываю и никогда не говорю ничего, что могло бы их огорчить. Я всегда воодушевляю их на борьбу за жизнь.
Интервью: Оскар Чжун
Перевод: И. Зайцев
Фото: Чжан Су-цин
Санитар
Вэй Шэн-энь
23-летний Вэй Шэн-энь – санитар в отделении неотложной помощи Больницы при Тайваньском государственном университете (БТГУ).Он облачен в оранжевый форменный комбинезон на молнии, очень похожий на летную экипировку пилота современного самолета-истребителя и обеспечивающий полную свободу движений. Вэй подвижен и полон энергии.
На дежурстве он всегда имеет при себе увесистый оранжевый “чемодан первой помощи” с лекарствами и медицинским оснащением. С этим чемоданом он выезжает на вызов в реанимобиле, оснащенном гораздо лучше обычной машины скорой помощи. Это детище новейших технологий помимо всего прочего оснащено электрокардиографом, способным передавать кардиограммы в БТГУ по системе радиофаксимильной связи. Есть здесь и три радиотелефона, и компьютер, предупреждающий персонал о необходимости пополнения запасов лекарств и других медицинских материалов. В настоящее время, однако, эта спецмашина обслуживает лишь небольшую часть Тайбэя, и правительственное Управление здравоохранения еще не приняло решения о распространении этого эксперимента на другие районы острова.
Я стал санитаром, главным образом, потому, что мне казалось, что эта работа мне подходит. В принципе, возрастных ограничений для работы здесь нет, но чем моложе, тем лучше, так как эта работа требует больших затрат сил и сосредоточенности. Зов о помощи может прийти в любую минуту. Для того, чтобы стать санитаром, необходимо сдать письменный экзамен и пройти собеседование. После этого младший санитар проходит десятичасовой курс начальной подготовки. Обучение на средней ступени требует прохождения дополнительного 264-часового курса, и, наконец, чтобы стать старшим санитаром, нужно прослушать курс общим объемом 2000 часов. До прихода сюда на работу я служил в армии, а это тоже дело не из простых. И, когда я увидел в газете объявление о том, что требуются санитары, я решил пойти на эту работу.
Мы входим в состав Тайбэйской сети неотложной медицинской помощи (ТСНМП). Мы проходим подготовку на базе учебного центра БТГУ, а финансирует нашу службу правительственное Управление здравоохранения (УЗ). Наше подразделение БТГУ было создано лишь в начале 1998 года. Это – первый год осуществления данного проекта, и в настоящее время мы – единственная такого рода бригада санитаров во всем Тайбэе. Мы работаем посменно по 12 часов – с восьми до восьми; эти часы совпадают с часами работы врачей отделения неотложной помощи больницы, что облегчает нам взаимодействие с медицинским персоналом, работающим в стационаре.
В настоящее время у нас в бригаде пятеро санитаров, работающих на полную ставку, и трое – работающих на полставки. Мы, пятеро штатных санитаров, выходим на дежурство по очереди. Обычно после ночной смены нам предоставляется два дня отдыха. Однако на перевод “биологических часов” с дневного режима на ночной или наоборот требуется время. Когда я работаю в ночную смену, мои родители мне всячески помогают, а мои женатые коллеги получают поддержку со стороны своих жен. К счастью, их жены работают в нормальном режиме.
Во время дежурства мы обычно находимся в полной готовности в отделении неотложной помощи больницы. Время от времени нас вызывают, чтобы помочь врачам, – например, в проведении реанимации. Нам необходима практика, чтобы быть уверенными, что, когда возникнет необходимость, мы сможем выполнить свою работу должным образом. Однако, возможностей попрактиковаться в реальных условиях выдается не так уж много.
Люди сообщают нам о чрезвычайных происшествиях по трем “горячим линиям”. Одна из них подсоединена к номеру 119 – вызова экстренных служб, вторая связывает нас с ТСНМП, а третья – это прямая линия, по которой нам могут звонить жители Тайбэя. ТСНМП объединяет все основные больницы Тайбэя в систему взаимопомощи. Если в какой-то больнице, входящей в систему, нет свободной койки для больного, то санитар определит через эту сеть, в какой из больниц она есть, и доставит туда больного – при необходимости, в сопровождении врача отделения неотложной помощи.
В настоящее время наблюдается значительное совпадение функций “горячей линии” службы 119 [в основном, принимающей звонки с сообщениями о пожарах, но часто используемой и для вызова скорой медицинской помощи] и функций аналогичных линий ТСНМП. В силу того, что служба 119 охватывает большую городскую территорию [и более известна жителям Тайбэя], мы, прибыв на место происшествия или домой к больному, обычно видим там бригаду работников службы 119 [сотрудники которой получают лишь самую начальную медицинскую подготовку и не имеют клинического опыта], прибывших туда до нас. Я надеюсь, что благодаря средствам массовой информации люди узнают о нас и в случае необходимости наберут наш номер.
Работники службы 119 обычно оказывают первую помощь на месте. Но наиболее серьезные случаи они оставляют нам. Например, в случае, если пациент находится в состоянии комы, они не могут провести шоковую терапию или сделать необходимую инъекцию, в то время, как мы под наблюдением врача можем выполнить и то, и другое. Сразу же по прибытии на место мы должны оценить состояние больного и установить, что у него – перелом, инсульт или еще что-то. Я постоянно чувствую на себе тяжелый груз ответственности за жизнь и здоровье людей.
Вызовы делятся на несколько категорий. Если жизнь больного находится в серьезной опасности, мы выезжаем с включенными сиреной и световой сигнализацией. Ограничения скорости на нас не распространяются, но безопасность движения остается для нас важнейшим делом. Движение ночью обычно не столь интенсивное, как днем, но гораздо больше водителей едут на красный свет, так что мы должны быть особенно внимательны. Пациенты, с которыми мы имеем дело в ночное время, – это в большинстве случаев люди, пострадавшие от кровоизлияния в мозг и нарушений сердечного ритма, либо жертвы серьезных дорожных происшествий.
Когда раздается звонок среди ночи, уровень адреналина в крови моментально подскакивает. Согласно правилам, мы должны прибыть к месту вызова не позднее, чем через восемь минут, но нередко мы прибываем через пять минут или даже быстрее. По моему опыту, к тому моменту, как я заканчиваю проверять наше снаряжение в машине, мы уже на месте. Если пациент, скажем, на четвертом этаже, то я обычно один поднимаюсь к нему. Водитель остается в машине, приглядывая за дорогостоящим оборудованием. Так как работники службы 119 всегда прибывают раньше нас, я, если мне нужна помощь в доставке больного в машину, прошу их мне помочь, заодно давая им почувствовать себя нужными.
С момента приема вызова я вхожу в период мобилизации всех сил и выйти из него могу лишь, вернувшись в отделение, после чего я спокойно ожидаю следующего вызова. Ночью к нам поступает не так много вызовов, как в дневное время. Я хорошо помню свое первое ночное дежурство. После того, как врач применил электрошоковую терапию, больной чудесным образом вернулся к жизни, и мы доставили его в БТГУ. Я испытал чувство огромного удовлетворения. Если, когда мы прибываем, больной не обнаруживает признаков жизни, то за дело принимается следователь. Поэтому для нас чрезвычайно важно уметь распознавать малейшие признаки жизни в пациенте.
Мы зарабатываем около 30000 н.т. долл. [900 долл. США] в месяц. Зарплату мы получаем в БТГУ, но средства поступают из бюджета УЗ.
Я думаю, чтобы быть санитаром, необходимы хладнокровие, быстрая реакция и, самое главное, желание помочь людям. Надлежащая профессиональная подготовка также очень важна. Я еще холост и не знаю, смогу ли я продолжать эту работу после того, как обзаведусь семьей. Я никогда не задумываюсь о том, когда мне придется оставить эту работу. Ведь УЗ создал нашу бригаду в качестве эксперимента, рассчитанного на один год, и мы не знаем, что будет потом.
Интервью: Су Мэн-пин
Перевод: И. Зайцев
Фото: Чжан Су-цин
Сиделка
Чжун А-мянь
Благодаря короткой стрижке, моложавому лицу и стройной фигуре 43-летняя Чжун А-мянь выглядит значительно моложе своих лет. Она находится на дежурстве в трехместной палате педиатрического отделения тайбэйской Мемориальной больницы Макэй, присматривая за 13-летним мальчиком с церебральным параличом. Он не может сидеть прямо, и у него постоянно течет слюна.
В тайваньских больницах кормление, купание и другие виды ухода за больными, а иногда и организация их питания, являются делом родственников больных, которые либо ухаживают за ними сами, либо нанимают сиделок, работающих сменами по 12 или по 24 часа. Работа сиделки считается утомительным и непрестижным трудом, но Чжун, похоже, она нравится. Три года назад после продолжительного периода раздельного проживания ее муж с ней развелся и завел новую семью. Двое дочерей остались с Чжун, а сын живет с отцом.
Я работаю сиделкой вот уже двенадцать лет. До этого мы с мужем жили в городе Фэнъюань [в центральной части Тайваня], где я работала на заводе, производящем вентиляторы на экспорт. В 1984 году я переехала в Тайбэй и сняла здесь комнату. К тому времени мы с мужем уже расстались. Каждый день я вставала в 4 часа утра и убирала улицы до 6:30 [это – работа, предоставляемая городскими властями, является формой социальной поддержки нуждающихся граждан]. Затем, в 8:00 я приступала к другой работе – помогала по хозяйству в одной тайбэйской семье. Там я работала до шести-семи, а иногда и до восьми часов вечера. В мои обязанности входили уборка дома со второго по четвертый этаж, приготовление обеда для семьи моего работодателя и семей его дочерей, а также стирка для всех.
Так как А-юнь, работавшая в этой семье до меня, стала работать сиделкой в тайбэйском Центральном госпитале ветеранов, я начала подумывать, не устроиться ли и мне на работу туда. Мне вспоминалась однажды увиденная мною сцена, когда люди из какой-то благотворительной организации оказывали помощь больному бродяге на улице. Мне не только было интересно, что они делают, но я была восхищена их добротой и человечностью. Как было бы хорошо, если бы и я смогла однажды стать более полезной людям, подумала я.
Вскоре я увидела объявление, приглашающее сиделку для работы в семье. Я решила взяться за эту работу, заключавшуюся в уходе на дому за больным, перенесшим инсульт. Я работала по 12 часов в сутки, получая за смену 700 н.т. долл. [25 долл. США]. Конечно, уход за одним больным – тоже дело нелегкое. С одними людьми общаться легче, с другими – труднее. Это – как повезет.
Позднее я начала работать с агентством, обеспечивающим сиделками Больницу при Тайваньском государственном университете (БТГУ). Агентство вывешивает объявления в больнице, предлагая наши услуги родственникам больных, и берет за свое посредничество определенный процент от заработка каждой сиделки.
Когда я ухаживаю за больным, у меня почти не остается времени на себя. Если я не высыпаюсь ночью, то я пытаюсь немного поспать во второй половине дня. Если мне хочется поговорить с кем-то из друзей, я пользуюсь телефоном в коридоре. Во время обеда я могу отлучиться ненадолго, но для этого я должна предварительно отметиться у медсестры. Такова жизнь сиделки, и я к ней привыкла.
Вообще, для данной работы не нужно иметь какого-то специального сертификата, но агентство требует прохождения некоторой подготовки. Если у вас нет опыта ухода за больными, то вам нужно пройти курс подготовки в течение одной или двух недель. Там учат, как поворачивать больных в постели, как их кормить, как приглядывать за капельницей и т. д. Мы практиковались на пластиковом манекене так, будто мы ухаживаем за настоящим больным. Обучение бесплатное, но по его завершении мы должны отчислять определенный процент нашей зарплаты агентству.
Все пациенты разные. Закончив работу с одним больным, я никогда не знаю, с какими проблемами мне придется столкнуться, работая со следующим, поэтому в это время я испытываю некоторое психологическое напряжение. Иногда в ночь перед началом работы с очередным больным я не могу уснуть. После того, как мой больной выписывается из больницы, из агентства звонят и предлагают новую работу. Я редко отказываюсь. Если бы я отказалась, в агентстве посчитали бы, что я не хочу работать, и проигнорировали бы меня в следующий раз. Однако, подчас родственники предъявляют чрезмерные требования, или сам больной слишком привередлив, и это очень утомляет. В таких случаях я обычно прошу родственников больного заменить меня кем-либо другим из этого же агентства, но все зависит от их доброй воли. Некоторые родственники просто не могут понять, почему я отказываюсь с ними работать, и не отпускают меня. Это меня всегда очень удручает.
В большинстве случаев агентство не сообщает заранее ничего о моем следующем подопечном – я не знаю ни его пола, ни возраста, ни недуга. А сама я пациентов не выбираю, так как боюсь, что в агентстве подумают, что я не хочу работать. Даже когда я чувствую себя вконец измотанной, я все равно берусь поработать некоторое время, а затем прошу агентство прислать кого-нибудь мне на смену.
Я работала во многих отделениях больницы, включая терапевтическое, хирургическое и педиатрическое. Мальчик, за которым я сейчас ухаживаю, не доставляет слишком много хлопот. Мне надо лишь его кормить, менять подгузники, купать и протирать лицо. Конечно же, с более пожилыми пациентами сложнее ладить. Они либо стонут всю ночь, либо отказываются ходить в уборную, но в то же время не желают пользоваться подгузником.
Обе мои дочери учатся в средней школе и с пониманием относятся к моей работе. Когда я работаю с больным на полную ставку, они обычно питаются сами, покупая еду на уличных лотках либо готовя простые блюда дома. Когда у них есть время, они приходят ко мне в больницу поболтать.
Мужчины редко занимаются этим трудом. Когда я работала в БТГУ, там был только один мужчина, выполнявший эту работу. В агентстве, с которым я сейчас работаю, их несколько, и все они – филиппинцы. В настоящее время в этом агентстве работает и немало женщин с Филиппин. Они получают равную с нами плату за свой труд – 1100 н.т. долл. [34 долл. США] за 12-часовую смену, и в какой-то мере это сказывается на наших шансах на получение работы. Агентство удерживает из нашего ежедневного заработка 150 н.т. долл. [4.70 долл. США].
Когда я ухаживаю за пациентами-мужчинами, я обычно вижу в них отца или брата. Но у меня был неприятный случай с одним пожилым больным примерно 70 лет, отцом врача. Всякий раз, когда я его купала, везла его в кресле или давала ему лекарства, он распускал руки. Поэтому я всегда держала дверь палаты широко открытой. Я пожаловалась его сыну, но тот и слушать не хотел, утверждая, что его отец – не такой человек. На самом деле, сиделка, которая работала с ним до меня, предупреждала меня, но я не приняла ее слова всерьез.